сл. И. Бродского, муз. Л. Марголина

В брюхе Дугласа ночью скитался меж туч
И на звёзды глядел.
И в кармане моём заблудившийся ключ
Всё звенел не у дел.
И по сетке скакал надо мной виноград -
Акробат от тоски,
Был далёк от меня мой родной Ленинград,
И всё ближе пески.

Бессеребряной сталью мерцало крыло,
Приближаясь к луне,
И чучмека в папахе рвало, и текло
Это под ноги мне.
Бился льдинкой в стакане мой мозг в забытьи,
Над одною шестой.
В небо ввинчивал с грохотом нимбы свои
Двухголовый святой.

Я бежал от судьбы из-под низких небес,
От распластанных дней,
Из квартир, где я умер и где я воскрес
Из чужих простыней,
Отжимавших рассудок махровым винцом
Откровений от рук,
Припадал я к которым, и выпал лицом,
Из которых на юг.

Счастье этой земли - что взаправду кругла,
Что зрачок не берёт
Из угла, куда загнан свободой угла,
Но и наоборот,
Что в кошачьем мешке у пространства хитро
Прогрызаешь дыру,
Чтобы слёз европейских сушить серебро
На азийском ветру.

Что на свете верней на огромной вельми,
На одной из шести,
Что мне делать ещё, как не хлопать дверьми,
Да ключами трясти?
Ибо вправду честней, чем делить наш ничей
Круглый мир на двоих,
Променять всю безрадостность дней и ночей
На безадресность их.

Дуй же в крылья мои не за совесть и страх,
Но за совесть и стыд.
Захлебнусь ли в песках, разобьюсь ли в горах,
Или Бог пощадит,
Всё едино, как сбившийся в строчку Питит,
Смертной памяти для,
Мегалополис туч гражданина ль почтит,
Отщепенца ль - земля.

Но услышишь, когда не найдёшь меня ты
Днём при свете огня,
Как в Быково на старте грохочут винты -
Это помнят меня.
Зеркала всех радаров, прожекторов, лик
Мой хранящих внутри,
И внехрамовый хор - из динамиков крик
Грянет медью: "Смотри!"

Там летит человек, не грусти, улыбнись,
Он таращится вниз,
Он сжимает в руке виноградную кисть,
Словно бог Дионис.